– Я должна разливать кофе еще час.
– Я подожду.
Грей отошел, а Ева целый час волновалась; не переиграла ли она или недоиграла. Она вспоминала каждое слово, каждый жест. Весь этот час она разливала кофе, флиртовала с юными рядовыми и ослепительно улыбалась, хотя нервы ее были натянуты как струны. Когда смена закончилась, Ева с нарочитой беспечностью вышла из-за стойки.
– Ну и походочка! – воскликнул тут же оказавшийся рядом Чарли, и Ева вздохнула с облегчением.
Они вышли на танцплощадку, его руки скользнули на ее талию и оставались там почти час.
– Откуда вы? – прошептал Чарли.
– Ниоткуда. Я родилась пять месяцев, две недели и три дня тому назад.
Он засмеялся, потерся щекой о ее волосы.
– Не усугубляйте. Вы и так слишком молоды для меня. – Боже, ему казалось, что он обнимает саму чувственность… жаркую, трепещущую чувственность. – Здесь очень жарко.
– Я люблю жару. – Ева откинула голову и испытала на Чарли новую тщательно отработанную улыбку: губы чуть раскрыты, ленивый взгляд из-под полуприкрытых век. – Но если хотите проветриться, мы можем прокатиться.
Он вел машину быстро и чуть рискованно, иногда отвинчивал крышечку серебряной фляжки с бурбоном и прикладывался к ней. Ева со смехом отказывалась и потихоньку позволяла ему выуживать из нее информацию – только ту, что считала необходимой… Она еще не нашла агента, но участвовала в массовке в «Тернистом пути»… Большую часть зарабатываемых денег она тратит на уроки актерского мастерства. Это инвестиции в ее будущее. Она хочет работать профессионально… Она станет звездой…
Ева расспрашивала его о работе – не о ярких звездах, с которыми он снимался, а о нем самом. Чарли выпил достаточно, чтобы клюнуть на лесть, и в нем проснулось желание защищать ее. А когда подъехали к ее пансиону, он уже был безумно влюблен.
– Детка, ты же как овечка в лесу. Тут полно волков, которым не терпится откусить кусочек. Ева откинула голову на спинку сиденья.
– Никто меня не укусит… пока я не позволю. – Когда Чарли нагнулся поцеловать ее, она уклонилась, как только его губы скользнули по ее губам, и открыла дверцу. – Спасибо, что подвезли. – Пригладив волосы, она подошла к парадной двери обветшалого серого строения и улыбнулась через плечо. – Пока, Чарли.
Цветы доставили на следующий день – дюжину красных роз, над которыми ворковали все обитательницы пансиона. Расставляя розы в одолженной вазе, Ева думала о них не как о цветах, а как о своем первом триумфе.
Чарли водил ее на приемы. Ева меняла свои продуктовые талоны на ткани, шила платья, считая это также вложением капитала, и старалась, чтобы платья были чуть-чуть маловаты. Она не видела ничего дурного в том, чтобы использовать для достижения цели свое тело. В конце концов, это ее собственное тело.
Огромные дома, армии слуг, шикарные женщины в мехах и шелках; как и роскошные рестораны, не внушали ей благоговейного трепета. И очень быстро выяснилось, что в дамских комнатах можно узнать многое: на какую роль ищут исполнителя, кто с кем спит, кто из актрис в простое и почему. Ева слушала, смотрела, запоминала.
Когда впервые увидела в газете свою фотографию, где она была запечатлена вместе с Чарли, то провела целый час, критикуя свои осанку, прическу, выражение лица.
Ева ничего не просила у Чарли Грея и держала его на почтительном расстоянии, что давалось им обоим со все большим трудом. Она знала, что, стоит ей только намекнуть о кинопробах, он тут же поможет. И она знала, что он хочет с ней спать. Да, ей нужны были пробы, да, она хотела спать с ним, но она прекрасно сознавала, как важно выбрать подходящий момент.
Накануне Рождества Чарли устраивал прием в своем большом особняке в Беверли-Хиллз. По его просьбе Ева приехала пораньше. Красный атлас стоил ей недельного пайка, но она не жалела. Платье с глубоким декольте обтягивало ее, как вторая кожа. Она даже осмелилась сделать с одной стороны высокий разрез и – более того – заколоть его сверху булавкой с искусственными бриллиантами, привлекая взгляды.
– Ты великолепна. – Чарли, встретивший ее в холле, коснулся пальцами ее обнаженных рук. – У тебя нет накидки?
Ее финансы не позволяли такой роскоши.
– У меня горячая кровь, – ответила она и протянула ему маленький пакет, перевязанный ярко-красной лентой с бантом. – Счастливого Рождества.
Внутри был тоненький зачитанный томик стихов Байрона. Впервые за все время их знакомства Ева почувствовала себя глупо и неуверенно.
– Я хотела подарить тебе что-то свое, – объяснила она и стала неловко копаться в сумочке в поисках сигарет. – Я понимаю, это мелочь, но…
Чарли взял ее дрожащие руки в свои.
– Это очень много. – Невыразимо тронутый, он провел пальцами по ее щеке. – Впервые ты подарила мне частичку себя. – Когда их губы соприкоснулись, она почувствовала его желание и, позволив себе поплыть по течению, обняла его. Раньше ее целовали только мальчишки. Сейчас ее целовал мужчина, опытный и изголодавшийся. Его пальцы скользили по атласу, распаляя кожу.
О, да, думала Ева, она тоже его хочет. Подходящий момент или нет, но их обоюдное желание достигло предела… Она осторожно отстранилась и, выдавив улыбку, сказала:
– В праздники я становлюсь сентиментальной. Ева хотела лишь стереть губную помаду с его рта, но он схватил ее за запястье, прижался губами к ладони.
– Пойдем со мной наверх.
Ее сердце дрогнуло, чего она совсем не ожидала.
– Не настолько сентиментальной. – Она с трудом совладала со своими чувствами. – Твои гости явятся с минуты на минуту.